Всем здрасте
Данный пост навеян грустной темой Учебник лысых обезьян, собстенно даже не самой темой, а моим упоминанием о Юнне Мориц.
А хочу я сегодня вспомнить, о гениальных детях нашей современности.
Ника Турбина

....1978 год. Четырехлетняя Ника не спала по ночам. У нее была астма. Мама и бабушка поочередно дежурили у постели девочки, а она пугала их тем, что просила: "Запишите строчки!" И диктовала стихи - совсем не детские, трагические. Скептики говорили, что эти стихи принадлежат другому, взрослому поэту. Мистики - что это умерший гений диктует ей свои строки. Ника говорила: "Это не я пишу. Бог водит моей рукой".

Мама Ники была талантливой художницей, но так и не смогла реализоваться. Говорят, ей очень хотелось, чтобы в семье была знаменитость, и своей дочке она с самого раннего детства читала серьезных поэтов - Ахматову, Мандельштама, Пастернака. В ялтинском доме дедушки Ники Анатолия Никаноркина, известного крымского писателя, собирались литераторы, приезжавшие из Москвы на отдых. Мама просила их помочь напечатать дочкины стихи в столице. Далеко не всем эта идея казалась удачной, ее предостерегали - психика девочки еще не окрепла, а мир она уже видит в трагических тонах. Тем не менее скоро в центральной прессе появились большие публикации о ялтинском вундеркинде. Нику стали приглашать на литературные вечера. В 9 лет у нее уже вышла первая книга стихов - "Черновик", вступительное слово к которой написал Евгений Евтушенко. Книгу перевели на 12 языков.

Это была интересная игра - "в поэтессу". Нику возили по всему миру. Она выходила на сцену перед огромным залом, маленькая, но очень серьезная девочка с прической, как у Марины Цветаевой, и читала взрослым голосом: "Жизнь моя - черновик, на котором все буквы - созвездья..."

В 1985 году в Венеции Нике вручили самую престижную поэтическую премию - "Золотого льва", которой до нее из советских поэтов была удостоена лишь Анна Ахматова. Ника тут же отколотила зверю лапы - правда ли он золотой? Лев оказался гипсовым. ......
Полную версию статьи можно прочитать здесь.
ПЕРЕВЕЛИ СТИХИ.
Перевели стихи на языки чужие,
Так переходят улицу слепые...
Им кажется, что, ощупью идя,
Они спасают от беды себя.
Чужие языки, слепые строки...
Им нужен проводник. Иначе нет дороги.


О Нике Турбиной, много писали и было много телевизионных передач. А вот о девочке речь о которой пойдет ниже, слышали не многие. Лично я совсем недавно сделал для себя это открытие.
Знакомьтесь Надя Рушева.

Дмитрий Лихачёв называл Надю Рушеву "гениальной девочкой, обладавшей поразительным даром проникновения в область человеческого духа". Школьный учитель поставил ей "двойку", не согласившись с её трактовкой "Войны и мир". Она умерла, когда ей было всего 17 лет, а её иллюстрации к произведениям Пушкина, Булгакова, Толстого и Экзюпери до сих пор считаются лучшими.
Девочка по имени Жизнь (журнал "Нева", N9, 1972)

Грустный Лис. Экзюпери.



Кентавренок с венком. Древнегреческие мифы.



Коровьев и Кот. Мастер и Маргарита.



Прощайте. Мастер и Маргарита.



Спасибо за внимание, Эдуард.

Захотелось еще добавить рисунков Нади Рушевой.

Сережа Есенин



Автопортрет

Еще


Памяти Нади Рушевой

Как недолгий, но яркий фонарик,
Как зимою дыханье тепла,
Эта девочка - грустный очкарик -
Между нами однажды прошла.
Каждый штрих, словно ласточка детства,
Все по-пушкински - сразу ясней...
А потом с перехваченным сердцем
Я смотрел кинокадры о ней.
...Вот улыбка... Знакомые строфы...
Но я прутик забыть не могу,
Выводивший курчавый профиль
На весёлом лицейском снегу.

стихотворение Макса Дахие (журнал "Юность", 1973, № 1-2)

Ахматова
Гость
Все как раньше: в окна столовой
Бьется мелкий метельный снег,
И сама я не стала новой,
А ко мне приходил человек.

Я спросила: "Чего ты хочешь?"
Он сказал: "Быть с тобой в аду".
Я смеялась: "Ах, напророчишь
Нам обоим, пожалуй, беду".

Но, поднявши руку сухую,
Он слегка потрогал цветы:
"Расскажи, как тебя целуют,
Расскажи, как целуешь ты".

И глаза, глядевшие тускло,
Не сводил с моего кольца.
Ни один не двинулся мускул
Просветленно-злого лица.

О, я знаю: его отрада -
Напряженно и страстно знать,
Что ему ничего не надо,
Что мне не в чем ему отказать.


...Мне больше ног моих не надо,
Пусть превратятся в рыбий хвост!
Плыву, и радостна прохлада,
Белеет тускло дальний мост.
Не надо мне души покорной,
Пусть станет дымом, легок дым,
Взлетев над набережной черной,
Он будет нежно-голубым.
Смотри, как глубоко ныряю,
Держусь за водоросль рукой,
Ничьих я слов не повторяю
И не пленюсь ничьей тоской...
А ты, мой дальний, неужели
Стал бледен и печально-нем?
Что слышу? Целых три недели
Ты шепчешь: "Бедная, зачем?!"
вот еще в тему дайвинга

Эдуард, ты знаешь - я тоже недавно посмотрела на передачу про Нику Турбину. И что тебе хочу сказать.

Осталось ОЧЕНЬ странное ощущение - что девочка научилась говорить какие-то слова, это подхватили, потом девочка подхватила манеру читать стихи "с надрывом".
Просто - имхо - оч. искусственно выглядят ее стихи. Как фальшивые елочные игрушки.
Потому, что она еще не знает, о чем говорит.

Вполне можно согласиться

Очень по моему правильно подмечено....в той передаче по моему были еще дети "гениальные" большинство из них сначало помещают в мишуру ахо и аплодисментов а потом в лучшем случае забывают а в не лучшем сдают врачам.....под аминазин

В одном профильном учебном заведении, нам хоть и вскользь, но по другому трактовали феномен Ники Турбиной. Но тогда и время было другое и страна с ума сходила - странно, что вообще про нее вспомнили. А если вкраце, то не искали никаких подоплек - уж если такие мастодонты литературы признали, то значит талант и гений. Все остальное прилагается

Музыкой навеяло
Весною, после долгого затишья,
вдруг получаю весточку от вас:
дагерротип - божественный анфас!
и о любви забавное двустишье.
И сразу вспоминается танцкласс,

наш разговор: - Мальчишка вы бедовый...
- Кто вам сказал? - Подруги говорят.
- А вы? - Согласна... - откровенный взгляд,
и рук излом, пленительно-медовый,
и в орхидеи сброшенный наряд.

Потом вы утро каждое бросали
в моё окно цветущую сирень...
Мы целовались с вами каждый день
сбегая к морю, или на вокзале,
или в тиши окрестных деревень.

Запомнился мне вашего именья
заглохший сад в сиянии луны -
вы были каждым листиком пьяны,
вы гладили деревья и коренья,
набухшие от близости весны.

Ах, что тогда кощунством мне казалось,
теперь так мило! Дивная моя!
Ужели снова пенье соловья
коснулось вас, и в сердце к вам закралась
любви неосторожная змея?

Что ж, если так, я скоро буду с вами:
мне хочется услышать вашу речь,
обжечь губами жемчуг ваших плеч
и невзначай - небесными словами,
волшебница, - в беседку вас увлечь.

...Я подъезжаю к вашему именью,
дорога мимо кладбища лежит,
извозчик пьян, лошадка чуть бежит,
жужжат шмели, и сладкому волненью
душе моей предаться надлежит.

Однако чувство смутное тревоги
звенит в почти что летней духоте,
бросая мне в глаза, назло мечте,
надгробье, свежий холмик у дороги
и дорогое имя на кресте.

- Останови! - шепчу я... В туче пыли
из брички выхожу и вижу: да,
с небес упала горняя звезда...
- Уж, барин, года два как схоронили, -
бубнит извозчик в спину. - Ах, беда!

Ах, что со мной? всё вижу как в тумане..
Ещё одна из множества утрат!
Я плачу у кладбищенских оград.
Но ведь письмо, лежащее в кармане,
я получил - с курьером - день назад!

С курьером! значит - срочное посланье?
Нет, что-то получается не то.
Курьер, я помню, в чёрном был пальто,
глазами зыркал, делал приседанья
и всё шутил: мол, "я для вас - Никто".

Двустишье ваше перечитываю снова:
оно приобретает смысл иной,
зловещий шарм и отзвук неземной:
"Любовь, мой друг, всего первооснова!
Вы, милый, скоро будете со мной..."

На самом деле феномен - не феномен - вопрос часто сиюминутный.

Просто тогда ее проталкивали типа мастодонты - а все ли теперь помнят этих мастодонтов?
Просто сейчас, когда нет этого противопоставления застой/воздух свободы нет этого ажиотажа вокруг неокторых стихов, которые, как выясняются, несколько сомнительные.

И даже если отвлчься, что слова "мы целовались с вами на вокзале" и т.п. вообще невозможно читать с модным в 80-е подвыванием (ыыыы, о манере можно спорить, но, имхо, стихи о дшевных перживаниях так не читают, а о любви- особенно), то

Вот есть эти стихи. Слов много, много всего наверчено. И есть Пушкин, где слог простой, легкий, все коротко- но торкает. А тут не торкает (ну меня).

Приведу одну цитату: "его стихи были бы хорошо, как когда-то были бы хороши мои собственные, если за намеками на что-то большее скрывалось бы это большее, а не только стремление понравиться.... (и что-то там про комплексы)" (Макс Фрай, и хоть его многие критикуют, то вот эта цитата имхо оч. точная).
Про то, что красивые слова - это еще не все. Мне не очень видится внутреннее содержание.

Опять же, дети - это объезьянки. Эти стихи кажутся мне результатом комбинаторики модных трендов, модных слов, горячечным бердом, высказанном однажды и культивируемом потом тщательно, приведшем к существованию на грани сумашествия (шаман может жрать корешки, чтобы пойти в "верхний мир", но кто скажет, что это продлевает его норомальное состояни?).

Философия (на ровном месте ) и поэзия хоть и пересекаются временами, но являются совершенно разными вещами. Хороший поэт не будет филосовствовать - у него своих тараканов хватает , а вот наоборот бывает частенько. Я лично предпочитаю услаждать себя поэзией 19 - начала 20 веков. И Лермонтов меня, кстати, торкает гораздо больше Пушкина, хоть слог у него и посложней. Сразу вспоминается Хармс:

Николай 1 написал стихотворение на име-
нины императрицы. Начинается так: "Я помню
чудное мгновение..." И тому подобное дальше.
Тут к нему пришел Пушкин и прочитал. А вече-
ром в салоне у Зинаиды Волконской имел боль-
шой через них успех, выдавая, как всегда, за
свои. Что значит профессиональная память у
человека была. И вот утром, когда Александра
Федоровна кофий пьет, царь-супруг ей свою
бумажку подсовывает под блюдечко. Она прочи-
тала и говорит: "Ах, Коко, как мило, где ты
достал, это же свежий Пушкин!"
-------------------------------------------------------
Пушкин часто бывал в гостях у Вяземско-
го, подолгу сидел на окне, все видел и все
знал. Он знал, что Лермонтов любит его жену.
Потому считал не вполне уместным передать
ему лиру. Думал Тютчеву послать за границу -
не пропустили, сказали не подлежит: имеет
художественную ценность. А Некрасов ему как
человек не нравился. Вздохнул и оставил лиру
у себя.

Касательно Литературных вечеров - пообещали занятное времяпровождение - инфу разместил тут

Нужно тут поэтически настроенный народ затусовывать,да и прозой измученный дайвер то же ко двору прийдётся
Эдуард,ты там ничего больше интересного не наковырял?

я могу наковырять сказок Тоона Теллегена и ещё много чего. нужно ли?

Нужно,чё-ж нет та.И вообще нужно открыть литературную гостинную,иль там какой-нибудь "кабачок 12 октопусов".Наверняка есть люди с творческими задвигами,и не важно в каком направлении.Знаю что некоторые люди с нашего форума пишут не плохую прозу,да и стихами балуются многие.Я думаю что одно другому не помешает.

ну тогда вот.

Дорогая белка!
В мой день рождения я хочу получить только один подарок.
Я очень долго думал, но так и не придумал, откуда бы тебе его взять. Но я все равно его попрошу.
Я хочу уверенность в том, что утром снова взойдет солнышко.
Когда я по ночам сижу дома и не могу заснуть, то мне бывает так темно, что я не верю, что солнышко взойдет снова.
Это очень странный подарок? Думаешь, у тебя получится его найти? Ты мне его подаришь?
Но это должна быть серьезная уверенность. Не такая, как с луной или с зимой.
Больше я ничего не хочу. И не хочу, чтобы кто-то еще приходил ко мне на день рождения.
Суматоха всегда все портит.
Но торт я все равно приготовлю. Для тебя.
Торт с буковыми орешками, хорошо?

Ежик.

На следующий день белка отправилась на день рождения к ежику.
Поле долгих поисков ей все-таки удалось найти уверенность.
В кустарнике под дубом ежик дрожащими пальцами разворачивал подарок.
— И вот это — уверенность? — спросил он с горящими глазами.
Подарок был маленький и невзрачный. Его вполне могло сдуть ветром, или кто-нибудь по неосторожности вполне мог бы на него сесть, и тогда его было бы уже никогда не найти.
— Да, — сказала белка.
Ежик долго рассматривал подарок со всех сторон, а потом припрятал его между своими самыми острыми иголками, чтобы туда никто не добрался.
— Так-так, — сказал он. — Пускай сегодня вечером будет темно, правда, белка?
Белка кивнула и уселась на траву рядом с тортом с буковыми орешками.
Ежик сел с другой стороны. И они стали праздновать.


Тоон Теллеген. «Письма только для своих»

еще обкуренных сказок!

БЫЛА СЕРЕДИНА ЛЕТА. БЕЛКА СИДЕЛА за столом у себя в домике на макушке бука.

Муравей отправился в путешествие и, вполне вероятно, мог никогда больше не вернуться. Это было почти наверняка, ведь он сам так сказал, когда уходил. Белка положила голову на лапы.

Было очень тихо.

Белка думала о муравье и о дальней дали, и о «почти наверняка», и о «никогда». «Я очень расстроена, — думала она, — я это точно знаю». Она посмотрела вокруг. Ее стол тоже выглядел расстроенным, и окошко, и голубое небо за ним, и даже солнце высоко в небе. «Разве они могут расстроиться?» — подумала белка. Ответа она не знала.

Вдруг с четырех сторон она услышала четыре голоса, они говорили:

— Мы можем, мы можем расстроиться очень сильно.

Белка удивленно оглянулась. По стенам катились огромные слезы. «Это стены», — догадалась она.

— Да, — всхлипнули стены. И тихонько задрожали.

А потом они вдруг затихли. Слезы исчезли, и стены больше не дрожали.

Белка снова положила подбородок на лапы и задумалась: если стены могут расстроиться, то могут ли они разозлиться?

И вдруг она услышала грохот. Это висевшие на стенах вещи попадали на пол, а стены угрожающе двинулись к середине комнаты и встали вокруг стола. Они трещали и скрипели от злости. Белка закрыла лицо ладошками.

— На кого вы злитесь? — спросила она.

— На муравья, — прогремели стены.

Белка выглянула из-за ладошек и удивленно посмотрела на стены.

— На муравья? Но ведь муравей очень славный!

— Нет, — сказали стены. — Муравей вовсе не славный.

И тут они вдруг опять встали на свое обычное место.

Белка аккуратно повесила все упавшие вещи обратно.

Потом она подошла к окну и посмотрела вдаль.

— Муравей, — тихо сказала она.

«Я не сержусь на него, — подумала она, — но все-таки...»

И тут откуда-то очень издалека, может быть, даже с другого конца света, донесся голос:

— Да-да?

Белка знала, что некоторые вещи кажутся более настоящими, чем на самом деле. Но еще она знала, что «почти наверняка» никогда не означает «совершенно точно». Она потерла лапки, достала из шкафа большой горшок меда и поставила его на стол.

Потом снова села и положила голову на лапы.

Совершенно бесшумно к ней приблизились стены. Им явно хотелось меда.

— Как чудесно, — шептали они, теснясь вокруг белки. — Мед...

— Даже не думайте, — сказала белка. — Это для муравья. Он вот-вот придет.

Стены немного побурчали, а потом стали обычными стенами. Они стояли на своих местах и не издавали больше ни звука.




Тоон Теллеген. «Неужели никто не рассердится?»